Больного Моисеева вместо лечения травили ацетоном

Недавно СМИ радостно возвестили о возвращении на сцену Бориса Моисеева, который в декабре прошлого года перенес инсульт. Он уже выступил на фестивале «Новая волна» в Юрмале и еще на ряде мероприятий. А в сентябре собрался ехать в большой гастрольный тур.

Однако многие обратили внимание, что, несмотря на все старания, сценические движения и особенно речь явно даются Борису с большим трудом. Невольно начали закрадываться сомнения – не слишком ли поспешны заявления о выздоровлении артиста. Своими соображениями по этому поводу с «Экспресс газетой» поделился бывший продюсер Моисеева Евгений Фридлянд, который работал с ним с 1997 по 2010 год. - На данный момент Боря Моисеев – глубоко больной человек, - печально констатировал Евгений Иосифович. - Ему надо лечиться. О каких гастролях может идти речь?! У моей бабушки в свое время был инсульт. И только через 10 лет она пришла в более-менее нормальное состояние. А через полгода после инсульта начинать гастролировать – это чистой воды безумие. Даже при минимальном количестве номеров с участием Бори это непомерная нагрузка. Ни один здравомыслящий человек не стал бы так над собой издеваться. Борю просто зазомбировало его нынешнее окружение. Эти люди не хотят ждать его выздоровления. Для них главное – сейчас что-то урвать и обеспечить себе кусок хлеба с маслом и икрой. И они внушают Боре, что нужно срочно ехать на гастроли и зарабатывать деньги. Креативным идеологом всего этого является его директор Сергей Горох. У него есть точный план, по которому он действует. А все остальные – водители, костюмеры, гримеры – просто не хотят напрягать отношения с Борей и во всем ему поддакивают. Сами о том не догадываясь, они исполняют расписанные им роли и помогают Гороху формировать у Бори нужное ему мнение.

Именно Горох всегда настраивал Борю против меня и был инициатором наших разводов. Мало кто знает, что первый развод случился у нас еще в 2003 году. К тому времени моими стараниями Боря стал собирать дворцы спорта и вошел в первую десятку гастролеров. На волне успеха у него, видимо, произошла переоценка собственной значимости. И Горох убедил его, что он может обойтись без меня. Мы с Борей не работали ровно год. И за это время из успешного гастролера он превратился в артиста, не собирающего и ползала. К счастью, ему хватило мужества и здравого смысла прийти ко мне и сказать: «Без тебя плохо. Давай снова работать вместе!». А через несколько лет с подачи Гороха опять начался какой-то саботаж. Для Бори были готовы более десяти новых песен. Благодаря использованию внутренних резервов, их себестоимость была минимальной – не более 5-6 тысяч долларов. Но Боря не спешил записывать эти песни. То принимал их, то не принимал. А параллельно пытался что-то делать сам. Покупал на стороне песни по 15 тысяч долларов, на которые не оказывалось никаких прав. Потом по 50-60 тысяч долларов пытался поставить эти песни на «Русское радио». В общем, делал огромное количество нелепых ошибок. В результате год у него ничего не происходило. А потом это затишье было поставлено мне в вину. Боря стал говорить, что у меня слишком много артистов, и ему уделяется мало внимания, а он хочет иметь менеджмент, который занимался бы исключительно им. Эти мысли усиленно заливались ему в уши Горохом. В какой-то момент я устал с этим бороться и прекратил сотрудничество с ним.

Результатом годовой самостоятельной деятельности Бори стал инсульт. На мой взгляд, Борю просто изнасиловали. Загнали непрофессионально организованными гастролями и огромным количеством совершенно не нужных телесъемок, которые, как сдача крови, не проходят бесследно. Кроме того, во время нашей совместной работы значительное количество негатива я замыкал на себе. Боря у меня был защищен от ненужных переживаний. Например, когда отменялись его концерты из-за протестов верующих. А после того, как мы расстались, вся негативная информация стала доходить до него полностью. Это, конечно, тоже отразилось на его здоровье. О случившемся у Бори инсульте я узнал раньше, чем об этом сообщили СМИ. Но к тому моменту Боря уже находился в центре ОАО «Медицина». И связь с ним была только через Гороха. Я сразу начал предлагать ему свою помощь. В Израиле мои друзья, с которыми я вместе учился в медицинском институте, много лет занимались реабилитацией после инсультов. И они были готовы безвозмездно подключиться к лечению Бори. Но Горох мне сказал, что этот вопрос курирует чуть ли не лично Президент России, и моя помощь не требуется.
Потом, когда Борю перевели в клинику неврологии РАМН, мы с Игорем Николаевым договорились его навестить. Тогда же к нему должна была приехать Пугачева. В этот момент Горох спешно улетел в Вильнюс. Видимо, ему не хотелось встречаться с нами и иметь бледный вид по поводу клиники, где находился Боря. Действительно, это было очень грустное зрелище. Было видно, что в нее давно не вкладывались деньги. Все-таки на дворе 2011-й год. И серьезные лечебные учреждения просто оборудованы иначе. Пока больной находится в коме или хотя бы не встает с постели, в такой клинике еще можно находиться. Но, когда человек уже приходит в себя и начинает ходить, он должен видеть вокруг себя тот комфорт и уровень сервиса, к которому он привык в обычной жизни. А если он видит затертый линолеум и обшарпанную мебель, ничего, кроме удручающего впечатления, на больного это не производит. Видимо, в данном случае решающую роль сыграла стоимость лечения. За пребывание в центре ОАО «Медицина» нужно было платить. За первые три дня там выставили счет на 200 тысяч рублей. А лечение в клинике неврологии было бесплатным. Поэтому Горох и настоял, чтобы Борю перевели туда.

Самое смешное, что навестить Борю в этой клинике мне так и не удалось. Как мне потом рассказывали, Горох, находясь в Вильнюсе, звонил лечащему врачу и говорил: «Делайте, что угодно, но Фридлянда нельзя допускать до Бориса Михайловича!». Судя по всему, это было связано с тем, что я один из немногих людей в его окружении, кто мог адекватно оценить сложившуюся ситуацию. Боря даже иногда обижался на меня из-за этого. Все пели ему дифирамбы, говорили: «Какой ты офигенный!». А я всегда прямо высказывал ему свое мнение вне зависимости от того, приятным оно было или нет. Так или иначе, когда я приехал в клинику, лечащий врач уперлась рогом и отказалась пустить меня к Боре. Никаких внятных аргументов, почему мне нельзя с ним увидеться, она привести не смогла. Наоборот, в таком состоянии встреча с любым близким человеком способствовала бы выздоровлению. Но врач даже не захотела сообщить Боре о моем приезде. Сослалась на то, что он сам якобы не хочет со мной встречаться. Насколько я слышал, по распоряжению Гороха, к Боре не пускали также его близких родственников – родного брата из Канады и родную сестру из Израиля. Вероятно, причина была та же самая.

В течение двух месяцев я пытался договориться с Горохом, чтобы Борю все-таки осмотрел мой врач из израильской клиники. Это та самая клиника с дельфинарием, где лечили Николая Караченцова. Там есть большое количество русскоязычных специалистов – логопедов, невропатологов, реабилитологов. Но Горох и слышать ни о чем не хотел. В конце концов, когда Боря уже вышел из клиники неврологии, я в отсутствие Гороха привез врача из Израиля прямо в городскую квартиру Бори на Краснопролетарской улице. В этот момент там шли ремонтные работы. Пятнадцать маляров в защитных масках красили стены и потолки. Все было буквально пропитано парами ацетона. А посреди сидел Боря без всякой маски и дышал этой гадостью. Было видно, что он не может адекватно воспринимать происходящее. Мы были потрясены, что Горох на время ремонта не перевез Борю в его загородный дом в Барвихе и оставил больного человека в таких жутких условиях. Поскольку находиться в квартире было невозможно, общаться с Борей врачу пришлось на лестничной клетке перед лифтом. Он обнаружил у Бори несколько серьезных проблем. Это нарушение речи, проблемы с памятью, проблемы со счетом. «Ситуация непростая, тяжелая, - сказал врач. - Но не настолько, что ничего сделать нельзя. Годовая реабилитация может вернуть его к нормальной жизни». Увы, к его рекомендациям никто не прислушался. После этого Боря еще некоторое время эпизодически занимался с логопедом. А потом и вовсе забросил лечение.

Сложившаяся ситуация выгодна тому, кто распоряжается всеми делами Бори. Когда я работал с ним, у меня была пятилетняя доверенность на ведение всех его дел. Я имел право подписывать любые документы от его имени. Уверен, что у Сергея Гороха сейчас есть такие же полномочия. Когда-то я помог Боре на очень выгодных условиях купить дом в Барвихе. За две недели я привел 10 покупателей – Сашу Маршала, Аркашу Укупника, Игоря Николаева, «Гостей из будущего» и других. И мы все по 300 тысяч взяли дома, которые в то время уже стоили по 600 тысяч. Так вот этого дома в Барвихе у Бори больше нет. Он недавно продан. Причем, намного дешевле, чем за него предлагали год назад. Тогда человек был готов купить его за 2 миллиона 200 тысяч. Но Боря отказался. А сейчас дом ушел всего за 1 миллион 300 тысяч. К чему была такая спешная распродажа?! Зачем Боре понадобились эти деньги? Предположим, что он в состоянии ехать на гастроли. Я даю руку на отсечение – достаточно объявить об этом, и выстроится очередь промоутеров из 20-30 городов, которые принесут ему предоплату по 10 тысяч долларов каждый. А если Боре не хватает на жизнь, на лекарства и на обслугу, дом в Барвихе можно было сдать за 10-15 тысяч долларов в месяц. Плюс сдать квартиру в Болгарии и квартиру в Юрмале. И жить в своей любимой квартире на Краснопролетарской улице.

Кстати, эту квартиру Боре тоже помог купить я. Мне пришлось несколько раз ночевать в его прежней квартире на Садовом кольце. Это был просто ужас. «Ты не можешь так жить! - сказал я. – Посмотри, напротив тебя строится новый дом! Давай купим тебе квартиру в этом доме!». При покупке я лично переписывал каждое предложение в договоре. Поменял в нем практически все, чтобы потом какая-нибудь сволочь, которая не любит Борю, не выкинула его из дома, если он вовремя не заплатит какой-то взнос. Похожая ситуация была с издательством, которое выпускало Борино книгу. Я долго с ними бился и заставил их потратиться на рекламу и выплатить Боре больше потиражных. У меня папа и сестра занимались юриспруденцией. И я был погружен в нее с детства. Я был первым слушателем папиных речей, которые он готовил для суда. А когда в 21 год я начал заниматься бизнесом, мне приходилось самому готовить все договоры. Я на этом собаку съел. И всегда выводил на чистую воду тех, кто пытался обмануть Борю и нажиться на нем. А когда Бориными делами стал заниматься неквалифицированный менеджмент во главе с Горохом, у него сразу начались проблемы. Чего стоила история с его хореографической школой! Боря вложил в ее создание немалые силы и средства. А потом выяснилось, что ничего не было оплачено, не было заключено ни договоров на аренду помещения, ни договоров с педагогами. В итоге Бориной школы сейчас не существует.

Уверен, Горох уже просчитал для себя отходные пути на случай, если произойдет самое страшное. Думаете, для чего он сейчас так активно пиарится и демонстрирует такую заботу о Боре? Завтра Бори не станет, и все скажут: «А вы знаете, что остался без работы Сергей Горох, который был директором у Бори Моисеева и все для него делал?». И он с легкостью найдет себе новую работу. Или, возможно, будет возить шоу Бориса Моисеева без самого Бориса Моисеева. Существуют же хор Пятницкого и ансамбль Игоря Моисеева, хотя их организаторов уже давно нет в живых. Так или иначе, этот интриган в проигрыше не останется. Недавно НТВ снимало бенефис Бори Моисеева. По требованию Гороха, меня на съемки не позвали. Я позвонил Киму Брейтбургу. «Уже 12 часов снимаем», - сообщил он. «Как там Боря? – спросил я. – Ты с ним хоть разговаривал?». «А как я могу с ним разговаривать?! – ответил Ким. – Он говорит одними междометиями». Это значит, что человека надо быстренько паковать и везти в больницу. А вместо этого его везут на гастроли. Я боюсь, что это закончится трагически, если это вовремя не остановить. К сожалению, Боря слушает только свое ближайшее окружение. Только им он доверяет. А сигналы извне до него не доходят. Может быть, ваша газета поможет до него достучаться и убедить его всерьез заняться своим здоровьем?

* * *

- Безусловно, Борис слишком спешит вернуться к гастрольной деятельности, - не стал отрицать директор Моисеева Сергей Горох. – Но, к сожалению, с ним ничего поделать нельзя. Вы же хорошо знаете, какой у него характер. Он просто требует от нас везти его на гастроли. Естественно, мы консультируемся с врачами. Я каждую неделю выхожу на связь с профессором Михаилом Пирадовым из центра неврологии РАМН. Рассказываю, что и как у Бориса происходит. Врачи, конечно, опасаются большого количества концертов. «В принципе, работа ему не повредит, - говорят они. – Но не в таком объеме». Вместе с тем дома ему тоже сидеть нельзя. Это психологически сильно на него давит. Учитывая рекомендации врачей, мы предусмотрели в гастрольном графике выходные, чтобы дать ему возможность отдыхать. Саму концертную программу сделали максимально для него щадящую. Украсили ее новой хореографией, визуальными эффектами, графикой. А дом в Барвихе Борис продал вовсе не в связи с тем, о чем вы подумали. Просто так совпало, что именно сейчас на него нашелся покупатель. На самом деле у Бориса уже давно были мысли его продать. Этот дом очень неудобен по расположению. Вроде бы он находится близко от Москвы. А добираться туда очень долго. Можно 40 минут простоять неподвижно, когда едет какой-нибудь кортеж. У нас был рекорд, когда поездка в Барвиху из центра заняла 4,5 часа. Это был уже предел всему. Поэтому Борис быстро сделал ремонт на Краснопролетарской и переехал туда.